Судмедэксперты... фантазируют
Опубликовано: "Общество и здоровье", №4, 2008, с. 31-33.
Оказывается, они вполне могут это делать и даже не несут за свои фантазии никакой ответственности. Ни перед кем — ни перед законом, ни перед жертвами их фантазий, ни перед собственной совестью. Об этом и расскажем...
Причём, фантазируют судмедэксперты не на вольную тему, не создают свой творческий «Чёрный квадрат», как Малевич, когда автор может просто пояснить каприз своего вдохновения: «А я так вижу!», и полотно обретает оттенок притягательной загадочности и признания гениальности творца. Увы, их фантазии посвящены темам тяжким, связанным с жизнью и смертью. От них зависят судьбы людей, на которых обрушилось страшное горе. И эти люди, находясь под горестным гнётом, вынуждены месяцами и даже годами добиваться в судах истинной оценки судмедэкспертных фантазий.
Предвижу возмущение многих судмедэкспертов и солидарных с ними коллег из других сфер медицинской деятельности: вот опять нашу профессию втаптывают в грязь, не желая вникнуть в её необходимость, сложность, ответственность, непривлекательность, низкооплачиваемое и так далее. Нет, речь идет вовсе не о профессии, как таковой. Она достойна не только уважения, но и почтения, ведь эксперт — это признанный знаток в своём деле, которому доверяют, и чьё мнение авторитетно для любых инстанций. Судмедэкспертам, а особенно тем, к которым поступают дела конфликтные, пожалуй, приходится ещё сложнее, чем многим другим. Они чаще всего могут опереться лишь на первичные документы, составленные при вскрытии, и нередко должны решать настоящие головоломки, выстраивая путь к истине с учётом мнений самых разных специалистов-медиков. А потом ещё отстаивать это общее мнение на заседаниях суда, испытывая нападки со стороны оппонентов и их адвокатов. Для такой работы требуется очень многое — к примеру, выдержка, такт, но, прежде всего, знания, опыт и честность.
Чего-то из этих качеств не хватает тем, кто, мягко говоря, и бросает тень на профессию судмедэксперта, а точнее, позорит её. О них и речь.
Нет у нас графы в статистических данных, показывающей, каков процент недобросовестных судмедэкспертов от их общего количества. Думаю, что таких не так уж много по сравнению с огромной армией порядочных и знающих специалистов. Но грехи и огрехи горе-экспертов слишком на виду, ведь в поисках опровержения их заключений люди обращаются во все возможные инстанции, и, конечно, в средства массовой информации. И если медицинскому сообществу не искать пути воздействия на таких коллег, то, значит, и всем остальным придётся носить на себе клеймо недоверия и даже растущего общественного презрения.
Почему растущего? Да потому, что отдельные случаи накапливаются и в сумме создают впечатление о том, что такова система. К величайшему сожалению, это далеко не фантазии.
Само понятие «фантазия» применительно к экспертной работе, прозвучало недавно в передаче «Человек и закон» по первому каналу общероссийского телевидения, посвященной судебно-медицинской экспертизе в нескольких регионах России, в том числе и в Ростовской области, и поразило своей неуместностью. Тем более, что применил его не профан в этом деле, а человек опытный, начальник Бюро судебно-медицинской экспертизы (СМЭ) Ростовской области ЮЛ. Джуха. Можно сказать, главный судмедэксперт огромной области.
Ну, пофантазировал эксперт, пояснила она журналисту в расчёте на «тет-а-тет», а слова её прозвучали на всю Россию, вызывая недоумение.
В чем же заключаются фантазии на экспертные темы?
СЛУЧАЙ ПЕРВЫЙ.
Как раз о нём упоминалось в телевизионной передаче. Несчастный случай со смертельным исходом на металлургическом заводе «Тагмет» в городе Таганроге Ростовской области. Погиб молодой рабочий А.В. Довгялло. Было Алексею 22 года, он отслужил в армии, женился, в молодой семье родился сын, которому на момент смерти отца исполнилось всего три месяца. Работал Довгялло сортировщиком-сдатчиком.
В тот день, 18 февраля 2006 года, как говорится в материалах судебного дела, он «на стеллаже № 5 участка отделки нефтепроводных труб выполнял пневматической шлифовальной машинкой обработку торцов труб и сортировку их в пакеты при помощи электромостового крана». Взаимодействие с машинистом крана при этом должно быть исключительно чётким. В инструкции по охране труда указано, что перед подъёмом или опусканием груза крановщик обязан потребовать удаления людей, в том числе и стропальщика, из опасной зоны. Что же конкретно произошло, как ни странно, осталось.,, невыясненным. Когда к пострадавшему подошли, он был не в состоянии ничего сказать, только стонал от боли и в считанные минуты скончался. Ни пульса, ни дыхания, ни давления у него не обнаружила подбежавшая медсестра из заводской медсанчасти.
Для расследования несчастного случая на заводе, как и положено, была создана комиссия, но она не смогла ни очевидцев производственного процесса найти, ни установить обстоятельств случившегося. Такая вот беспомощная комиссия, и это на крупнейшем городском предприятии, имеющем более чем вековую историю и идущем в ногу со временем в техническом оснащении производства.
Есть и другие «странности», вызвавшие недоумение даже у суда. Несчастный случай произошёл 18 февраля 2006 года, судебно-медицинское исследование было выполнено 20 февраля, но акт подписали члены комиссии только в мае, хотя закон отводит на расследование 15 дней, и в особо сложных случаях — месяц. Как оказалось, акт был составлен уже после получения ответа судебно-медицинского эксперта Д.Ю. ЧИСТЯКОВА на запрос председателя комиссии. Вот здесь-то и начинаются те самые «фантазии».
Эксперт считает, что вред здоровью Довгялло А.В. причинён не ОАО «Тагмет» и вообще не связан с организацией производства. Он просто упал, на ровном месте. За два с лишним месяца расследования у молодого рабочего, признанного годным к армейской службе и ни разу после её окончания не посетившего поликлинику, удалось обнаружить целый ряд -таких «хронических заболеваний, которые могут сопровождаться внезапными болевыми приступами, что могло повлечь резкое ухудшение самочувствия непосредственно перед падением, которое произошло на поверхности одного уровня». Чего только не было обнаружено... А по сути, сделан типичный ход защитным «конём», что наблюдается в медицинских правовых спорах.
Ольга Александровна, вдова Довгялло, не могла с этим согласиться, она обращалась в различные инстанции, просила разобраться более объективно, объясняла, что такие серьёзные внутренние повреждения супруг мог получить только в случае, если его прижало поднимаемым пакетом труб, который весит несколько тонн, к трубам, лежащим на стеллаже. Но молодая женщина и крупнейшее предприятие города, обладающее финансовой мощью, находятся в слишком разных «весовых категориях».
Надо отдать должное, действенную поддержку ей оказала газета «Приазовский край». Редакция опубликовала несколько статей о сложившейся ситуации, обращалась в Государственную инспекцию труда, в Бюро СМЭ Ростовской области с просьбой направить в Таганрог комиссию из квалифицированных специалистов для изучения на месте экспертной документации и вынесения коллегиального решения, обращалась к авторитетным экспертам индивидуально. Специалисты ответили, что при простом падении на плоской поверхности человек не может получить такие повреждения, к примеру, как глубокий разрыв печени, повреждение воротной вены, нижней полой вены на уровне 2-3 позвонков, двенадцатиперстной кишки, левой почки и так далее. Из их ответа: «Сочетанная травма с повреждением жизненно важных органов, острой и обильной кровопотерей и явились причиной смерти. Подобные повреждения могли возникнуть при сдавливании туловища в области груди, где отмечается место приложения силы, но преимущественно в поясничной области и в области живота». Но их мнение — это ещё не официальное мнение Бюро СМЭ, а точнее, не его руководителя.
Путь оставался один, и Ольга Довгялло обратилась в Таганрогский городской суд с иском к ОАО «Тагмет» и ГУ «Ростовское региональное отделение фонда социального страхования РФ». Она просила «установить факт несчастного случая на производстве, наличие страхового случая, признать за ней и несовершеннолетним сыном право на возмещение вреда по потере кормильца с момента несчастного случая, обязать Фонд социального страхования выплачивать ежемесячные выплаты по случаю потери кормильца, взыскать судебные расходы, расходы на оплату услуг представителя».
Обоснованность её требований была признана судом в октябре 2007 года. При рассмотрении этого
гражданского дела в суде было отмечено столько нарушений законодательства и нормативных требований, что их перечень занял почти два листа текста судебного решения. Были и такие, которые затруднили расследование. В частности, тело погибшего было вывезено на машине заводской медсанчасти за пределы завода и оставлено в сквере в ожидании приезда «скорой помощи» и реанимационной бригады. Прибывшие медики констатировали смерть и тело не взяли... Такое вот печальное прощание рабочего человека и с жизнью, и со своим заводом.
Суд дал оценку и работе эксперта Чистякова, расценив как голословное его утверждение о том, что к смерти могло привести «резкое ухудшение самочувствия Довгялло А.В. непосредственно перед падением и получением вышеуказанной травмы». К тому же оно не является экспертным заключением, а просто мнением, и ссылка комиссии на это мнение несостоятельна.
Тут то и кроется лазейка для безответственности экспертов. Опытнейший судмедэксперт, доктор медицинских наук, долгие годы возглавлявший кафедру . судебно-медицинской экспертизы Ростовского медуниверси-тета, В.И. Акопов пояснил эту проблему так:
«Жаль, что всё возмущение и главный удар критики в таких случаях направляется только на некачественное проведение судебно-медицинского исследования. Следует смотреть в корень подобных дел, ибо он заложен в нарушениях правоприменительными органами процессуального законодательства. Дело в том, что в случаях насильственной смерти для установления причины смерти и характера повреждений согласно ст. 79 УПК РФ обязательно назначается экспертиза. Это значит, возбуждается уголовное дело и выносится постановление о назначении экспертизы, которая проводится со всеми вытекающими последствиями. В данном случае прокуратура направила труп потерпевшего не на экспертизу, а на исследование. На это я обращаю внимание совсем не в оправдание эксперта, он допустил серьёзную ошибку по форме и по существу. Но даже после получения не предусмотренного УПК РФ, то есть недопустимого по ст. 88 документа — «Акта судебно-медицинского исследования», прокуратура
не возбудила уголовного дела, чтобы перейти к расследованию по факту смерти. Это, к сожалению, не единичный случай, а повседневная практика. По данным годового отчёта Бюро СМЭ Ростовской области, постановление о назначении экспертизы при насильственной смерти выносилось только в 38 процентах случаев. Такое же положение и в других регионах страны. Подобная практика выгодна как для отдельного следователя, так и для прокуратуры, и для правоприменительной системы в целом. А это, по мнению Генеральной прокуратуры РФ, позволяет должностным лицам уклоняться от возбуждения уголовных дел по фактам совершения правонарушений. Проверки выявляют тысячи не зарегистрированных ранее преступлений».
Коль нет уголовного дела — нет виновных в смерти, у предприятий всё хорошо с охраной труда, экономятся страховые выплаты, статистика не отягощается тысячами дополнительных преступлений, судмедэксперты — свои люди, удобные, ну немного пофантазировали, по собственной воле или по чьей-то просьбе — не так уж важно... За личное мнение эксперт не отвечает, сегодня — одно, завтра — другое. А вдруг бы всё и обошлось, не каждый же представитель пострадавшего захочет ходить подолгу по судам. И сколько не ходит, считая бесполезным и даже губительным для себя подобное сражение!.. Словом, всем удобно, кроме людей, волею судьбы попадающих в такие ловушки.
СЛУЧАЙ ВТОРОЙ.
Очень похожий на первый, но ещё более затяжной. В городе Донецке Ростовской области на ОАО «Донецкий хлеб» в апреле 2003 года произошёл несчастный случай со смертельным исходом. Во время ремонта хлебной печи скоропостижно скончался В.Ю. Барсуков, работавший электрогазрсварщиком. Ему нужно было внутри печи вырезать часть прогоревшего металлического короба и приварить другой лист. Было ему 25 лет, работал совместно с бригадой, делал перерывы, так как печь была неостывшей. Во время очередного этапа его работы вдруг из печи раздался звук, похожий на хрип или стон. Главный механик дал команду .отключить сварочный аппарат, вытащил Барсукова из печи, он был без сознания. Вызвали «скорую помощь», пытались сами оказать первичную помощь, но он скончался. На его иждивении находились жена и трёхмесячный ребёнок.
Судебно-медицинское исследование трупа проводила заведующая Донецким отделением Бюро СМЭ Ростовской области И.В. Крупковская. При наружном и внутреннем исследованиях не было обнаружено каких-то признаков серьёзных патологий у пострадавшего. А вот лабораторные исследования показали такую картину, что диву даёшься, как такой больной человек мог вообще дойти до проходной хлебозавода, не то что работать электрогазосварщиком!.. Из диагноза: «Двусторонняя гнойная очаговая пневмония. Общая интоксикация организма. Отёк лёгких. Резко выраженный отёк головного мозга с некрозом и деструкцией ткани мозга. Острый гнойный бронхит. Кардиомиопатия. Очаги хронического межуточного воспаления в миокарде. Зернистая дистрофия гепатоцитов и нефроэпителия». И это не весь перечень. Отсюда последовая вывод, что «смерть Барсукова В.Ю. наступила в результате заболевания».
Вдова, Ю.Ю. Барсукова, не согласна с выводами эксперта. У мужа не было таких заболеваний, у него никогда не болело сердце. До свадьбы они дружили три года, и она знает, что Владимир Ничем не болел, даже гриппом, не обращался ни в больницу, ни в поликлинику. А тут выявлено еще и ожирение сердца, чего просто не может быть: при росте 175 сантиметров он весил 63 килограмма. Какое ожирение, да еще у человека, занимающегося физическим трудом? Она считает, что даны анализы не его, кого-то другого, или же попросту сфабрикованы.
Однако свой вклад в расследование эксперт сделал. Несчастный случай квалифицирован как не связанный с производством, и все обращения о назначении страховых выплат по случаю потери кормильца были безрезультатными. Но родственники Барсукова и его вдова продолжали обращаться во все инстанции. В Донецкий городской суд был подан иск к Ростовскому региональному отделению Фонда социального страхования РФ (филиал № 26). В 2006 году была назначена судебно-медицинская экспертная комиссия из специалистов Бюро СМЭ Ростовской области. Комиссия не согласилась с мнением первого эксперта о причинах смерти Барсукова, поскольку имеются резкие противоречия данных макроскопического и микроскопического исследований, на что эксперт обязан был обратить внимание.
Если бы Барсуков действительно болел всеми болезнями, указанными в акте Крупковской, то «у такого больного наблюдается выраженная симптоматика болезни: повышенная температура тела, одышка, слабость, резкий кашель с гнойной мокротой, выраженные расстройства высшей нервной деятельности (сопор, кома и др.). Больные находятся в положении лёжа, в стационарах терапевтического профиля, в отделениях интенсивной терапии, в реанимационных отделениях. Болезненное состояние такого рода больных не может остаться незамеченным окружающими как в быту, так и на производстве». Никаких внешних признаков подобных, и, вообще, никаких болезней у Барсукова не наблюдалось. Причина, по мнению областных экспертов, в другом: в небольшом по объёму относительно замкнутом пространстве при электросварке содержащийся в воздухе кислород «выгорает» очень быстро. В результате у человека тоже быстро развивается состояние острого кислородного голодания с потерей сознания. Не исключено, что физическая работа в условиях неостывшей печи могла привести ещё и к общему перегреванию организма, что способствовало ускоренному развитию гипоксии, приведшей к смерти.
Лишь в мае 2007 года после дополнительно проведённых проверок на основании заключения госинспектора труда был составлен акт, «согласно которому несчастный случай был квалифицирован как связанный с производством, а причиной его явилась неудовлетворительная организация производства работ».
В октябре 2007 года суд в основном удовлетворил исковые требования Барсуковой. Согласно решению суда в пользу малолетнего сына погибшего должны быть взысканы единовременная страховая выплата и ежемесячные страховые выплаты за все годы, а также до совершеннолетия должна выплачиваться ежемесячно установленная сумма с учётом индексации.
СЛУЧАЙ ТРЕТИЙ.
В Константиновском районе Ростовской области в районной больнице умер Василий Игнат. Осталась без отца многодетная семья — пять детей, младшим девочкам — близнецам только четыре годика. В материалах дела сказано, что «в терапевтическом отделении Игнат В.Г. находился на стационарном лечении с диагнозом «острое отравление алкоголем, неизвестными таблетками». Жена, однако, утверждала, что в одной из экспертиз была другая запись: в крови совсем нет алкоголя. В своём заключении судмедэксперт С.А. Козлов, вскрывавший труп, написал, что смерть наступила в результате острой сердечно-сосудистой недостаточности. В хуторе знают Василия как человека физически крепкого, на здоровье он не жаловался, работал у фермеров по найму.
Жена не поверила заключению эксперта и пошла по инстанциям. Обращалась в районную и областную прокуратуры, добилась эксгумации трупа мужа, повторной экспертизы областными судмедэкспертами... Они-то и установили, что причиной смерти было не отравление, а черепно-мозговая травма, с которой в условиях больницы вполне можно было бы справиться. Если бы не... проглядели. Если бы... не написали ложное заключение. Опытный судмедэксперт Козлов, как выяснилось, не ошибся, а выполнил просьбу врача-реаниматолога этой же ЦРБ, посодействовал коллеге, имевшему непосредственное отношение к оказанию помощи больному. В декабре 2007 года суд признал вину судмедэксперта — совершение им служебного подлога и приговорил Козлова к полутора годам лишения свободы условно. Он отстранён от должности.
Случай... очередной. Рассказали родственники одного пострадавшего в автомобильной аварии, как долго пересылалось его дело от одного эксперта к другому, от одной комиссии к другой. Добивались желаемого результата: признать нанесение вреда здоровью средней тяжести, а эксперты, словно сговорившись, признавали тяжкий вред, что и было и на самом деле. Причина понятна: вред средней тяжести — нет уголовного дела, тяжкий вред — надо возбуждать это дело, а нанёс вред, видимо, человек нужный кому-то. Но ведь не узнать, кто, кого и чем заинтересовал так, что -дело «футболили» по региону в поисках сговорчивого эксперта.
...Что же объединяет подобные случаи? Налицо положительный факт. Приведённые примеры вдумчивой и аналитической работы судей, сумевших найти и очевидцев, и свидетелей, сопоставить факты и заметить противоречия, не побояться финансовой и прочей влиятельной мощи, укрепляют веру в то, что мы все-таки идём к правовому государству, что, наконец, и в специфических медицинских делах суды смогут разбираться и отстаивать интересы потерпевших.
Но налицо и другое: на мой взгляд, странновато отношение руководства Бюро СМЭ Ростовской области даже к очень серьёзным огрехам в работе своих подчинённых. Казалось бы, дал эксперт ложное заключение, по чьей-то просьбе, указанию или просто ошибся... Разве не было бы полезно собрать экспертов (не так уж их много), и послушать виновника, пусть расскажет, что и почему у него вышло. Наивно? Не думаю. Отвечать перед коллегами сложнее всего, тут лапшу на уши не навесишь. И, возможно, некоторые из сидящих на деловой корпоративной «экзекуции», и прежде всего те, у кого шаткая совесть, призадумались бы: а стоит ли рисковать, чтобы потом очутиться на этом месте? Понятно, что если поощрение за шаткую совесть будет очень весомым, тут не каждый устоит на принципиальной позиции. А если на уровне бутылки коньяка или тёплого дружеского ужина? Разве так не бывает? Так стоит ли мараться, если честь профессии для тебя что-то значит...
Однако, что тоже странно, сами сотрудники СМЭ узнают и о нарушениях, допущенных их коллегами, и даже об их осуждении и вынесенных приговорах... из средств массовой информации. Вот и поэтому, думаю, за первым делом идёт второе, третье и так далее... Безнаказанность — это же своего рода наркотик, затягивающий в болото вседозволенности. Где же предел? Полная коррумпированность? Грустно. А мне, и думаю, не только мне, так хочется, чтобы слово «эксперт» звучало гордо и вызывало уважение.