[Severina]

Протертый коврик под иконой,
В прохладной комнате темно,
И густо плющ темно-зеленый
Завил широкое окно.

От роз струится запах сладкий,
Трещит лампадка, чуть горя.
Пестро расписаны укладки
Рукой любовной кустаря.

И у окна белеют пяльцы...
Твой профиль тонок и жесток.
Ты зацелованные пальцы
Брезгливо прячешь под платок.

А сердцу стало страшно биться,
Такая в нем теперь тоска...
И в косах спутанных таится
Чуть слышный запах табака.

А. Ахматова

[LisSB]

Средневековая фантазия

К немолодой, влиятельной особе
В условный день поэта привели…
Её глаза, как угольем, прожгли
Его фигуру, - и погасли в злобе…
Она была не то, чтобы стара,
Но безобразна обликом и нравом,
И без восторга пользовалась правом
Побыть бревном у дивного костра…
По мненью многих, видевших в ней жабу
(А это чуть не весь окрестный люд),
Она вершила свой какой-то суд
Над всеми, кто не видел в монстре бабу!
А если несчастливец был красив,
Её придиркам не было предела,
И очередь к чудовищу редела,
Отринув мощный денежный мотив…
Но вот настала очередь поэта,
Носителя редчайшей красоты,
Когда сияют нежные черты
Сокровищами внутреннего света!
Он был прекрасен в малом и в большом,
Он не спешил с дежурным комплиментом,
Не пользовался суетно моментом,
Чтоб зачерпнуть везение ковшом…
Он даже на неё едва смотрел,
А ведь она привыкла к «обожанью»,
Считая это неизбежной данью
За серебро её «амурных» стрел…
Вот, наконец, раздался глас поэта,
Который с юной страстью возвестил,
Что у него не хватит нежных сил
Испить до дна такое море света!

- От Вас, как благодать, исходит свет,
И всё вокруг восторгом наполняет!
И только небо Вашу тайну знает:
Чего в земной палитре Вашей нет?
В ней нет любви! Поэт интуитивно
Порою слышит весточку небес,
И я услышал, - и к любви воскрес,
Чтоб ныне Вас восчувствовать интимно!
Я Вас люблю! Давно! - С тех самых пор,
Когда впервые понял вожделенье,
Когда сосед поведал о хожденье
Под Вашу сень, на Ваш высокий двор!
Он говорил о некоем богатстве,
Но я тогда его не понимал,
И многое душой не принимал,
Чем он хвалился в нашем «тайном братстве»…
Я знал одно: что я… увижу Вас,
И этот миг – уже не за горами!
И я сюда пришёл не за дарами,
А чтобы с Вами сблизиться хоть раз…

Она впервые слышала такое!
Нет, ей и раньше пели эту ложь,-
Но чтобы это вызывало дрожь
В суровом сердце, дремлющем в покое?..
Она впервые видела того,
Кто не смотрел в глаза подобострастно,
А говорил спокойно и прекрасно,
И окружала аура его!

- Я Вас люблю уже за то, что с Вами
Я чувствую себя самим собой,
И если мне даровано Судьбой
Быть утомлённым Вашими устами,-
Я всё отдам за долгий поцелуй,
За нежный пыл супружеского ложа!..
И пусть умру от чёрной мести дожа,-
Но я поэт при нём, а не холуй!

«А кто же я при доже? Одалиска?
Одна из многих в перспективе жён?
Он красотой, как морем, окружён,-
Зачем ему подобие огрызка?
Ему лишь деньги с титулом нужны,
Да старших братьев клановые связи…
А стал бы он тащить «из грязи в князи»
Меня «за так», без титула княжны?»

- Я Вас люблю, я буду Вас лелеять,
Издалека Вас буду охранять!
И с нетерпеньем нежных всходов ждать,
Когда смогу любовь свою посеять!
Вам равных нет! Вы лучшая из всех,
Каких когда-нибудь рождала местность!
Мне, как поэту, не нужна известность,
Но в сердце Вашем – я ищу успех!..

«О, если б только искреннее слово
С такой же страстью мне сказал бы он,
Кто не был никогда в меня влюблён,
Кто даже в ласках вёл себя сурово!
Нет больше силы, мой суровый дож,
Ни ждать любви, ни прекратить свиданья!
Но вот он, шанс: пусть пылкие признанья
Помогут сжечь сегодня нашу ложь!»

- Я Вас люблю, но даже для поэта
Неизъяснима явленная новь:
Никто не знает, чем жива любовь,
Но без неё погибла бы планета!
Я Вас люблю, и я – у Ваших ног!
И я готов для самой пылкой страсти!
Я, как слепой, отныне в Вашей власти:
Ведите к ложу, в дивный Ваш чертог!»

И сталось то, что все на свете знают,
И вместе с тем не знает ни один:
Ни жалкий раб, ни важный господин!-
Свершилось то, что счастьем называют…
И счастью милых не было конца!
И под шатром волшебного алькова
Они стонали, и молчали снова,
И вновь швыряли в нежный пыл сердца!

… Когда утихли страсти в недрах ночи,
И за окном наметился рассвет,
Она призвала челядь на совет,
И услыхала возглас что есть мочи:
- Что с Вами сталось? Вы ли, госпожа?
Всего за ночь, - и так преобразились? -
И, подкатив зерцало, удалились,
Ознобом дивной новости дрожа…

Там, в зазеркалье, дева молодая,
Сияя бесподобной красотой,
Глядела томным взором в очи той,
Кого вчера травила чернь людская!

«Кто совершил такое волшебство?
Ужели тот, оставшийся в алькове,-
Кто накануне в сладкозвучном слове
Хвалил меня… как это божество?
Что ж делать мне? И кто теперь я буду:
Во всей округе первая княжна,
Которая не титулом важна,
А дивной красотою, равной чуду?
И как воспримет чопорный гордец
Меня теперь, с моей волшебной силой?
Признает ли своей женою милой,
И поведёт ли завтра под венец?
А что же с этим… бардом-нищебродом?
Конечно, он и мил, и полон сил…
Но что с того, что этот нищий мил?
Как оправдаюсь я перед народом?
Что было в прежней жизни – то ушло…
Теперь я буду верною супругой!
И, наконец, разделаюсь с округой:
Раз жаба я … я всем припомню зло!
Я помню всех, кто жаждал только злата,-
И ненавидел, собственно, меня,
И кто «таскал каштаны из огня»,
Не думая, что вскоре ждёт расплата!
А вот она, как видите, пришла,-
В такой прекрасной, нежной оболочке!
Всех посгною, как рыбу в затхлой бочке,
Кому была когда-то не мила!
Но как же с ним расстаться мне, с поэтом?
Чем отрубить ко мне малейший путь?
Скажу ему, что я хочу вернуть
Расположенье дожа, - а при этом
Я быть одна обязана всегда…
Иначе он решит казнить обоих!
Ведь ни сиротских слёз ему, ни вдовьих,
Ни чьих других, - не жалко никогда!»

Так порешила царственная дева,
И поспешила к милому в альков,
Да только он… давно уж был таков,
Оставив милой «пять причин» для гнева!
Во-первых, он ни талера не взял,
И оставлял её – его должницей!
А во-вторых: исчез как будто птицей,-
Бессонный страж его б не прозевал!
И в-третьих: без её распоряженья
Ещё никто её не покидал!
Наоборот: любой смиренно ждал
Своей свободы - и вознагражденья…
В-четвёртых, он покинул нежный пост,
Оставив даму сердца без привета,-
Но не сказала ни одна примета
В канун любви, что бард – настолько прост!
И, наконец, он попросту не видел,
Какою стала прелестью она,-
Та, что вчера была побеждена,
Чью внешность он, быть может, ненавидел!
Последнее сжигало жарче всех:
Не увидать красавицу в любимой!
И с кислотой (в душе) неистребимой
«Вкушать»… над мерзкой жабою успех!
Нет, не простила б никакая дама
Такой промашки другу своему!
И, отдавая дань его уму,
Она отмстить решила… сердцу хама!

Княжна звонком условным позвала
Курьера по особым порученьям,
И, как итог злорадственный мученьям,
Конверт с письмом уродцу отдала.
Он чётко знал, кому нести посланье,
И убежал немедля во дворец,
А госпожа открыла тот ларец,
В котором зло плескалось, как сиянье!
В нём были яды в разных пузырьках,
И всякий раз она благоговела,
Когда на блики смертные глядела,
Как на чужую жизнь в её руках…
Она брала на миг любую склянку,
И, повертев с восторгом у свечи,
Гасила отражённые лучи,
Вдруг положив на них ладонь-смуглянку…
Да, в этих каплях скрыта чья-то смерть,-
И лишь она вольна распорядиться,
За кем на свете и когда явиться,
Отверзнув перед ним земную твердь!
Она, княжна, становится Богиней,
Всего на миг, но это - целый миг!
Кто хоть однажды это не постиг,-
Тот окружён не жизнью, а пустыней!
Сегодня снова явится восторг,
Неоднократно чувствованный ею,
Когда она, целуя чью-то шею,
Ждала, чтоб тот последний вопль исторг!

(RODINA_SELO@MAIL.RU)