Цитата(Толстый @ 21.02.2014 - 16:21)

На 6 курсе есть цикл судебной медицины.
Вот у нас как раз только только начался этот цикл.. Вот по этому меня так заинтересовала эта профессия ..но препод у нас очень не разговорчивый все что касается не учебного материала..отвечает на эти вопросы очень с не охотой..сразу после занятий уходит...! Какие то все не разговорчивые эти судмедэксперты )
— Больше 15 лет работая судмедэкспертом, вы стали проще относиться к смерти? Эдуард Егорович задумался.
— Наверное, я больше стал ценить жизнь. Пожалуй, когда трупов на работе больше, чем коллег, жизнь начинает казаться чем-то сродни чуду. Ты не разделяешь людей на бедных и богатых, красивых и некрасивых, они все становятся равноценны — они из мира «живых». В этом холодном помещении ты ощущаешь невероятную тягу ко всему живому, любой ценой хочешь объединиться с людьми, чтобы оттолкнуть от себя все мертвое куда-нибудь в параллельную реальность. Тогда все «разочаровавшиеся в жизни» кажутся самонадеянными безумцами. Откуда только берется у них бесстыдство вызывать смерть на очную ставку?! Кто-то, возомнив себя птицей, шагает в окно, кто-то затягивает петлю на шее, оставив на видном месте свое прощальное письмо этому несовершенному миру. И, конечно же, перед тем, как покончить с собой, этот «потерявший надежду» обязательно примет душ и наденет парадную рубашку. Как это, должно быть, трагично и торжественно! Бледное страдальческое лицо, отрешенный взгляд и бесконечное раскаяние близких в том, что они позволили такому случиться. Это своего рода эстетство, принятое в современном искусстве — «красное на белом», как струйки крови на белой эмали ванны. Но смерть не бывает красивой. Красивым человека делает только жизнь. Смерть — это не Болконский под небом Аустерлица, это не человек, который «просто уснул», как показывают в кино. С последним вздохом лицо теряет всякое выражение, теряет мысль. Человек все еще сохраняет свой внешний облик, но меньше всего он похож на человека. Да и мыться «самурай» зря старался, он же не подозревал, что «контрастный душ» предстоит принять на секционном столе. Правда, перед этим ему еще хорошенько заглянут в «непонятую душу», разворотив все от подбородка до паха. И, пожалуй, взглянув хоть раз на отекшее бледно-желтое тело, каждый непризнанный и отвергнутый еще тысячу раз подумает, прежде чем добровольно отправить себя на этот железный стол. Увидев смерть без грима,
вряд ли кто-то сможет отдавать себе отчет не просто в том, что готов умереть, а в том, что готов стать «таким» — тяжелым, бессильным, отвратительным — никаким.